Современные исследователи выделяют три основных исторических типа общества: традиционное (аграрное), индустриальное (капиталистическое) и постиндустриальное (информационное) общество. Первые два складывались постепенно, существовали длительные исторические периоды и принимали своеобразные культурные черты в различных странах. И все же у каждого исторического типа общества есть общие (типологические) характеристики, по которым ту или иную социокультурную общность людей относят к определенному историческому типу общества. Ученые продолжают обсуждать вопрос о том, какие именно черты следует считать существенными признаками, позволяющими отнести то или иное общество к цивилизации определенного типа. Большинство исследователей считают, что решающую роль здесь играют:

– отношение людей к природе (и видоизмененной человеком природной среде);

– отношение людей друг к другу (тип социальной связи);

– система ценностей и жизненных смыслов (обобщенное выражение этих отношений в духовной жизни общества).

Понятие традиционного общества охватывает великие аграрные цивилизации Древнего Востока (Древняя Индия и Древний Китай, Древний Египет и средневековые государства мусульманского Востока), европейские государства Средневековья. В ряде государств Азии и Африки традиционное общество сохраняется и сегодня, но столкновение с современной западной цивилизацией существенно изменило его цивилизационные характеристики.

Основой жизнедеятельности человека является труд, в процессе которого человек преобразует вещество и энергию природы в предметы собственного потребления. В традиционном обществе основой жизнедеятельности является земледельческий труд, плоды которого дают человеку все необходимые средства к жизни. Однако ручной сельскохозяйственный труд с использованием простых орудий обеспечивал человека лишь самым необходимым, да и то при благоприятных погодных условиях. Три «черных всадника» наводили ужас на европейское Средневековье – голод, война и чума. Голод – самый жестокий: от него нет укрытия. Он оставил глубокие шрамы на культурном челе европейских народов. Его отголоски слышны в фольклоре и эпосе, заунывной протяжности народных песнопений. Большинство народных примет – о погоде и видах на урожай. Зависимость человека традиционного общества от природы отражена в метафорах «земля-кормилица», «земля-матушка» («мать сыра земля»), выражающих любовно-бережное отношение к природе как к источнику жизни, из которого не полагалось черпать лишнего.

Земледелец воспринимал природу как живое существо, требующее нравственного к себе отношения. Поэтому человек традиционного общества не господин, не покоритель и не царь природы. Он малая толика (микрокосм) великого космического целого, мироздания. Его трудовая деятельность подчинялась извечным ритмам природы (сезонной смене погоды, длине светового дня) – таково требование самой жизни на грани природного и социального. Древнекитайская притча высмеивает земледельца, дерзнувшего бросить вызов традиционной агрикультуре, основанной на ритмах природы: стремясь ускорить рост злаков, от тянул их за вершки до тех пор, пока не выдернул с корнем.

Отношение человека к предмету труда всегда предполагает его отношение к другому человеку. Присваивая этот предмет в процессе труда или потребления, человек включается в систему общественных отношений собственности и распределения. В феодальном обществе европейского Средневековья преобладала частная собственность на землю – главное богатство аграрных цивилизаций. Ей соответствовал тип социального подчинения, называемый личной зависимостью. Понятие личной зависимости характеризует тип социальной связи людей, относящихся к различным социальным классам феодального общества, – ступеням «феодальной лестницы». Европейский феодальный сеньор и азиатский деспот были полноправными хозяевами тел и душ своих подданных, а то и владели ими на правах собственности. Так было и в России до отмены крепостного права. Личная зависимость порождает внеэкономическое принуждение к труду на основе личной власти, опирающейся на прямое насилие.

Традиционное общество выработало формы повседневного сопротивления эксплуатации труда на основе внеэкономического принуждения: отказ от работы на господина (барщина), уклонение от уплаты натурального (оброк) или денежного налога, побег от своего господина, подрывавший социальную основу традиционного общества – отношение личной зависимости.

Люди одного социального класса или сословия (крестьяне территориально-соседской общины, германской марки, члены дворянского собрания и т.п.) были связаны отношениями солидарности, доверия и коллективной ответственности. Крестьянская община, городские ремесленные корпорации сообща несли феодальные повинности. Крестьяне-общинники сообща выживали в неурожайные годы: поддержать соседа «кусочком» считалось нормой жизни. Народники, описывая «хождение в народ», отмечают такие черты народного характера, как сострадание, коллективизм и готовность к самопожертвованию. Традиционное общество сформировало высокие нравственные качества: коллективизм, взаимопомощь и социальную ответственность, вошедшие в сокровищницу цивилизационных достижений человечества.

Человек традиционного общества не ощущал себя личностью, противостоящей или конкурирующей с другими. Напротив, он воспринимал себя неотъемлемой частью своей деревни, общины, полиса. Немецкий социолог М. Вебер отмечал, что обжившийся в городе китайский крестьянин не порывал связи с сельской церковной общиной, а в Древней Греции изгнание из полиса и вовсе приравнивали к смертной казни (отсюда и происходит слово «изгой»). Человек Древнего Востока целиком подчинял себя клановым и кастовым стандартам социально-групповой жизни, «растворялся» в них. Соблюдение традиций издавна считалось главной ценностью древнекитайского гуманизма.

Социальный статус человека в традиционном обществе определялся не личными заслугами, а социальным происхождением. Жесткость классово-сословных перегородок традиционного общества сохраняла его неизменным на протяжении всей жизни. В народе и по сей день говорят: «На роду написано». Присущее традиционалистскому сознанию представление о том, что от судьбы не уйдешь, сформировало тип созерцательной личности, созидательные усилия которой обращены не на переделку жизни, а на душевное благоустройство. И.А. Гончаров с гениальной художественной прозорливостью запечатлел такой психологический тип в образе И.И. Обломова. «Судьба», т.е. социальная предопределенность, является ключевой метафорой древнегреческих трагедий. Трагедия Софокла «Царь Эдип» повествует о титанических усилиях героя избежать предсказанной ему страшной судьбы, однако, невзирая на все его подвиги, злой рок торжествует победу.

Повседневная жизнь традиционного общества отличалась удивительной устойчивостью. Она регулировалась не столько законами, сколько традицией – сводом неписаных правил, образцов деятельности, поведения и общения, воплощающих опыт предков. В традиционалистском сознании считалось, что «золотой век» уже позади, а боги и герои оставили образцы поступков и подвигов, которым следует подражать. Социальные привычки людей почти не изменялись на протяжении многих поколений. Организация быта, способы ведения хозяйства и нормы общения, праздничные ритуалы, представления о болезни и смерти – словом, все, что мы называем повседневной жизнью, воспитывалось в семье и передавалось из поколения в поколение. Многие поколения людей заставали одни и те же социальные структуры, способы деятельности и социальные привычки. Подчинением традиции и объясняется высокая стабильность традиционных обществ с их застойно-патриархальным круговоротом жизни и крайне замедленным темпом общественного развития.

Устойчивости традиционных обществ, многие из которых (особенно на Древнем Востоке) оставались практически неизменными на протяжении веков, способствовал и публичный авторитет верховной власти. Нередко она прямо отождествлялась с личностью короля («Государство – это я»). Публичный авторитет земного правителя питали и религиозные представления о божественном происхождении его власти («Государь – наместник Бога на земле»), хотя истории известно немного случаев, когда глава государства лично становился во главе церкви (англиканская церковь). Олицетворение политической и духовной власти в одном лице (теократия) обеспечивало двойное подчинение человека и государству, и церкви, что придавало традиционному обществу еще большую устойчивость.

Глубокие изменения в экономической, политической и культурной жизни позднего Средневековья сформировали предпосылки нового типа цивилизационного развития – индустриального (капиталистического) общества. К их числу можно отнести особое понимание человека как активного и деятельного существа, созданного по образу и подобию Бога, а также сформировавшийся в эпоху Просвещения культ человеческого разума, способного проникнуть в сокровенные тайны мироздания. Ученые продолжают дискуссии о том, какие причины оказали решающее воздействие на становление индустриального общества. К. Маркс усматривал главную причину возникновения капитализма в развитии производительных сил. «Ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом», – утверждал он. Согласно марксистскому учению, как вы знаете, постоянно развивающиеся общественные производительные силы приходят в противоречие со сложившимися формами производственных отношений, т.е. отношений собственности и распределения. Тогда наступает эпоха социальной революции, разрушающей старые производственные отношения и устанавливающей новое, исторически изменчивое соответствие уровня развития производительных сил характеру производственных отношений.

М. Вебер усматривал культурные истоки «духа капитализма» в Реформации, т.е. реформе традиционного христианства. В отличие от католицизма сторонники новой ветви христианской религии – протестантизма полагали, что только успехи в профессиональной деятельности могли засвидетельствовать избранность человека к спасению, к посмертному вечному блаженству. Широкое распространение в Европе протестантской этики с присущим ей культом производительного труда, резко контрастирующего с традиционалистскими идеалами нестяжательства и благородной бедности, по мнению М. Вебера, сыграло решающую роль в становлении капитализма в Европе.

Говоря о культурных истоках капитализма, М. Вебер проводил важное научное различие между производительным трудом, приносящим прибыль, и безудержной алчностью, страстью к обогащению любой ценой. Продуктивный капитализм, подчеркивал он, отрицает иррациональное стремление к наживе, основанной на спекуляции, ростовщичестве, взятках, выигрыше в азартных играх, войнах, морском разбое и ограблении колоний. Цивилизованный капитализм основан на профессиональной честности, строжайшем бухгалтерском учете и разграничении капитала и личной собственности.

Наконец, французский историк Ф. Бродель усматривал предпосылки капитализма в торговле на дальние расстояния. Она зародилась в городах Средиземноморья еще в XI–XII вв. Первыми крупными центрами морской торговли поочередно становились средиземноморские города Амальфи, Генуя и Венеция. Торговля на дальние расстояния оказалась гораздо прибыльнее сельского хозяйства. Крупные денежные средства оседали в приморских городах. В них и возникали первые промышленные предприятия по обработке первичных продуктов ручного труда (обработка грубого сукна, выделка кожи, виноделие). Ф. Бродель показал, что центр новой индустриальной цивилизации неуклонно перемещался с юга на север вслед за смещением центров крупной морской торговли (Генуя, Венеция, Антверпен, Амстердам, Лондон, Нью-Йорк). Индустриальное общество – это урбанизированное общество, расцвет крупных городов.

Все перечисленные социальные процессы (развитие общественных производительных сил, распространение протестантской этики с ее культом производительного труда, торговля на дальние расстояния) внесли свою лепту в становление и развитие капитализма. А потому каждое из приведенных объяснений содержит «момент истины», отражая отдельные стороны этого сложнейшего цивилизационного преобразования – становления индустриального общества.

Индустриальное общество – тип общественного развития, основанный на ускоряющемся изменении природной среды, форм общественных отношений и самого человека. Стремительное развитие индустриального общества обусловлено не только расширением сферы жизнедеятельности человека, возникновением промышленного производства, но и перестройкой самих ее оснований, радикальным изменением традиционалистских ценностей и жизненных смыслов. Если в традиционном обществе любые новшества маскировались под традицию, то индустриальное общество провозглашает ценность нового, не скованного регламентирующей традицией. Это способствовало невиданному в истории развитию общественных производительных сил.

Индустриальное общество характеризуется стремительным развитием техники на основе внедрения научных идей в общественное производство. Если традиционное общество обходилось сравнительно простыми орудиями труда, устроенными по принципу составного предмета с геометрическим прилеганием отдельных частей (блок, рычаг, повозка), то для индустриального общества характерны технические устройства, основанные на силовых взаимодействиях (паровые машины, станки, двигатели внутреннего сгорания и т.д.). Возникновение крупных промышленных предприятий, оснащенных сложной техникой, сформировало социальный запрос на грамотного работника, а значит, способствовало развитию массовой системы образования. Развитие сети железных дорог не только значительно усилило экономический и культурный обмен, но и потребовало введения единого декретного времени. Воздействие техники на все стороны жизни индустриального общества столь велико, что его нередко называют техногенной цивилизацией.

Развитие техники не только расширяет сферу господства человека над природой, но и изменяет место человека в системе общественного производства. Живой труд постепенно утрачивает силовые и двигательные функции и наращивает контрольно-информационные. Во второй половине XX в. появляются такие технические системы (автоматизированные предприятия, системы управления космическими кораблями, атомные электростанции), эксплуатация которых требует не просто виртуозных производственных навыков, но и фундаментальной профессиональной подготовки на основе новейших достижений науки. Наука становится не только важнейшей областью духовной культуры, но и непосредственной производительной силой.

Технический прогресс способствовал подъему производительных сил общества и невиданному ранее повышению качества человеческой жизни. Развитие товарного производства не только привело к насыщению рынка продуктами первой необходимости, но и сформировало новые потребности, неведомые традиционному обществу (синтетические лекарства, компьютеры, современные средства связи и транспорта и т.д.). Заметно улучшилось качество жилья, питания и медицинского обслуживания, возросла средняя продолжительность жизни. Мощное развитие техники заметно изменило не только предметную среду обитания человека, но и всю его повседневную жизнь. Если патриархально-застойный оборот жизни в традиционалистском сознании символизировало «колесо времен», т.е. представление о вечном возвращении на круги своя, то динамизм техногенной цивилизации породил образ осевого исторического времени, о котором писал немецкий философ К. Ясперс. «Время-стрела» становится символом не только технического, но и общественного прогресса, т.е. представления о поступательном развитии общества от варварства и дикости к цивилизации и дальнейшему наращиванию цивилизационных достижений.

Технический прогресс породил глубокие изменения культурных смыслов природы, общества и самого человека, привнес в общественное сознание новые ценности и жизненные смыслы. Традиционалистское представление о животворящей природе в общественном сознании индустриального общества замещается представлением об упорядоченной «системе природы», управляемой естественными законами. Такие представления отражены в метафоре мира как часового механизма, отдельные части которого связаны жестким причинно-следственным взаимодействием. Познание мира отождествлялось с его воспроизведением в формах человеческой деятельности. Религиозному «расколдованию» мира (М. Вебер) сопутствовала масштабная секуляризация общественного сознания, т.е. замена религиозного мировоззрения и воспитания светским. Определение К. Марксом природы как «неорганического тела человека» иллюстрирует разрушение традиционалистских представлений об органическом единстве человека и природы: на смену восприятию природы как обожествленного источника жизни приходит понятие среды обитания как кладовой неисчерпаемого запаса промышленного сырья. Пафос Прометеевой воли новоевропейского человека, утверждение его силы и власти означали утверждение безграничных преобразовательных возможностей в отношении природы. Покорение, подчинение, преобразование становятся ключевыми метафорами новой индустриальной культуры. «Мы не можем ждать милостей от природы» – таков девиз не только инженера-технолога, но и ботаника-селекциониста.

В отличие от традиционного общества в индустриальном обществе господствующий тип социальной связи основан не на внеэкономическом, а на экономическом принуждении к труду. Для капиталистического наемного труда характерно социальное партнерство двух юридически равноправных сторон: предпринимателя, владеющего средствами производства (помещения, оборудование, сырье), и наемного работника, обладающего лишь собственной рабочей силой (физической способностью к труду, производственными навыками, образованием). В отличие от владельца средства производства наемный работник, вчерашний крестьянин, нуждой согнанный с земли, не располагает средствами к жизни. Поэтому формальное (юридическое) равенство сторон на практике оказывается фактическим неравенством, экономическим принуждением к труду на условиях работодателя. Но в цивилизационном отношении отмена личной зависимости и переход к социальному контракту на основе правового договора – заметный шаг вперед в утверждении прав человека, становлении гражданского общества. Разрыв отношений личной зависимости и кланово-родовой принадлежности создает условия для социальной мобильности, т.е. возможности человека переходить из одной социальной группы (класса) в другую. Индустриальное общество дарует человеку одну из высших цивилизационных ценностей – личную свободу. Свободный человек становится хозяином своей судьбы.

Социальные отношения, невидимые нити социальной ткани, в индустриальном обществе принимают форму товарно-денежного обмена (деятельностью, продуктами труда, услугами и т.д.). Это порождает иллюзию того, что не люди господствуют друг над другом, связанные исторически определенным типом общественных отношений, но «деньги правят миром». Только глубокое изучение общества способно развеять эту иллюзию и показать, что в основе той или иной формы эксплуатации труда лежит исторически определенный тип общественного производства и соответствующие ему отношения собственности и распределения.

Если социальные отношения в традиционном обществе называют непосредственно общественными, то для индустриальной современности характерны опосредованные (деньгами, товарами, институтами) социальные связи лично не знакомых друг с другом людей – социальных партнеров. Описывая средневековые города, М. Вебер отмечал, что городские жилища расположены куда теснее, чем в сельской местности, однако в отличие от односельчан городские соседи вовсе не обязательно знакомы друг с другом. Посредниками в отношениях людей в индустриальном обществе становятся социальные институты, и прежде всего государство в лице органов охраны правопорядка, судов, прокуратуры, а также институтов социализации (школ, вузов и т.д.) и трудоустройства индивида (государственных предприятий). Институционально-опосредованные социальные связи порождают отношение людей друг к другу как к носителям социальной роли (судьи, начальника, учителя, врача, продавца, водителя автобуса и т.д.). И каждый человек играет не одну, а множество социальных ролей, выступая и актером, и автором собственной жизни.

Периоду индустриализации свойственна массовая миграция сельского населения в города, способные обеспечить более высокий уровень жизни. Характерные черты западноевропейского средневекового города складываются еще в XVI–XVII вв. От деревенских поселений город отличает укрепленная территория («бург»), а также выборные органы городского самоуправления. В отличие от сельского населения с жестким разделением на господ и подданных горожане формально уравнены в правах, независимо от их социального происхождения, личных заслуг и богатства. Промышленные корпорации защищали права своих членов в городском суде, в том числе и перед лицом бывшего хозяина. Во многих странах вердикт городского суда был окончательным и не подлежал обжалованию королевским судом. До наших дней дошла поговорка «Городской воздух делает свободным». Однако с усилением централизованных государств отправление правосудия все более сосредоточивается в руках верховной власти. Монополизация и регламентация насилия государством способствуют снижению общего уровня несанкционированного насилия в обществе. Развитие правосознания и правовых институтов, уравнивающих сильного и слабого, знатного и безродного, богатого и бедного перед лицом закона, т. е. становление правового государства, не только неотъемлемое условие развития промышленного капитализма, но и важнейшее цивилизационное завоевание человечества.

Техногенная цивилизация, ориентированная на все возрастающее наращивание промышленного производства и господство техники над человеком, со временем разрушает как окружающую среду, так и телесное и психическое здоровье самого человека. Общее загрязнение окружающей среды и колоссальные психические перегрузки привели к тому, что современный человек уже не в состоянии обходиться без синтетических лекарств, биологических добавок, искусственных имплантантов. Интенсивное техногенное воздействие на окружающую среду наносит непоправимый ущерб биологическому разнообразию нашей планеты. Ежегодно на ней погибает несколько тысяч видов растений и животных, многие из которых так и не изучены биологами. Сегодня ученые говорят не просто о загрязнении воздушного и водного бассейнов отходами промышленного производства, но и об угрозе разрушения механизмов поддержания экологического равновесия в природе, т.е. об утрате ее естественной способности к самоочищению и самовоспроизводству. Наконец, неконтролируемое воздействие на биосферу Земли ставит под вопрос биологическое выживание всего человечества. Ученые предупреждают о том, что современному человечеству угрожает экологический кризис.

Возникновение предпосылок постиндустриального общества, наметившееся в конце прошлого века в ряде промышленно развитых стран, означает существенное изменение цивилизационных приоритетов общественного развития, перестройку цивилизационных оснований техногенной цивилизации. С точки зрения современного человека, сохранение уникальных природных и культурных ландшафтов является более важным для человечества, чем их индустриальное освоение. Это не означает полного отказа от стратегии промышленного развития. Однако в современной промышленности предпочтение отдают ресурсо- и энергосберегающим технологиям, а также наукоемким технологиям молекулярного уровня. Но этого недостаточно. Общественное сознание постиндустриального общества пришло к осознанию необходимости разумного ограничения потребления (продуктов питания, топлива и т.д.). В промышленно развитых странах спрос на малое породил целую индустрию малых форм: от крошечных декоративных растений и домашних животных до малолитражных автомобилей. Человек постиндустриального общества осознает высочайшую ценность природы как универсального дома всего человечества. Поэтому дальнейшие стратегии цивилизационного развития направлены не на покорение природы, переделку общества и создание нового человека, а на совместное гармоничное развитие природы и культуры – генно-культурную коэволюцию.

Индустриальная цивилизация развивает информационные технологии, позволяющие удлинить социальные связи до общепланетарных масштабов. Однако не следует забывать, что общение по компьютеру, обогащая человека информационно, может привести к его эмоциональному обеднению, притуплению чувства социальной ответственности. Виртуальное общение не способно в должной мере развить в человеке столь ценные моральные качества, как терпимость, сострадание, забота о ближнем. Поэтому неотъемлемой ценностью постиндустриального общества является живое человеческое общение, осознание несводимости человека к его разуму, интеллекту.

Каковы же перспективы дальнейшего цивилизационного развития? На этот вопрос ученые отвечают по-разному. Так, американский ученый Ф. Фукуяма полагает, что цивилизационное развитие человечества завершается, близок конец истории. Под концом истории он понимает утверждение принципов американской демократии во всем мире, включая и страны арабо-мусульманского региона. Однако проблема направленности цивилизационного развития человечества не столь проста. Различные страны нашей планеты находятся на разных ступенях цивилизационного развития, у них разное прошлое и разные культурные традиции. Пойдет ли мировое сообщество в фарватере промышленно развитых стран, или цивилизационное развитие приведет к созданию многополярного мира – гармоничного сочетания культур и традиций разных народов во всеобщем культурном генофонде человечества, зависит и от нас с вами.

Индустриальная цивилизация сложилась в XVII в. С тех пор она совершает триумфальное шествие по миру, преобразуя традиционные общества, втянутые в орбиту его влияния. Столкновение с техногенной цивилизацией приводит к радикальному изменению традиционных культур, сложнейшей перестройке их цивилизационных оснований. Но переход на рельсы индустриального развития может занимать длительный период времени, в течение которого цивилизационные характеристики различных исторических типов общества сосуществуют в одном социальном организме. Поэтому в период цивилизационных трансформаций каждое конкретное общество представляет собой сочетание различных исторических типов обществ, индивидуальное «сплетение» характеристик традиционного, индустриального, а подчас и постиндустриального общества. Иногда цивилизационные характеристики одного исторического типа общества принимают вид сознательных культурных имитаций в другом (одежды римских патрициев во времена Великой французской революции, дворянские собрания в постсоветской России, кельтские культурные обряды в современной молодежной среде). Если же они сопровождаются частичной реставрацией отживших социальных структур, признанием прошлого более ценным, чем настоящее, то ученые говорят о явлении, природа которого еще не вполне изучена, – архаизации.

«Толщина» различных цивилизационных пластов и характер их взаимодействия в каждом конкретном обществе не менее индивидуальны, чем отпечатки человеческих пальцев. В США, например, история которых насчитывает немногим более 200 лет, индустриальное общество создавалось с чистого листа. Поэтому унаследованных от прошлого черт традиционного общества, которыми пестрит цивилизационная картина «старой» Европы, там гораздо меньше. В странах же, ставших на рельсы индустриального развития позднее (Италия, Испания, Португалия, а в известной степени и Россия), черты традиционного общества в общем укладе жизни заметны и сегодня. История учит, что попытки их насильственного искоренения, движимые стремлением «подогнать историю» («ликвидация кулачества как класса», «раскрестьянивание», «расказачивание» и т.д.), чреваты огромными человеческими и культурными потерями. Опыт индустриализации стран Азиатско-Тихоокеанского региона свидетельствует, что духовные ценности, накопленные традиционным обществом (коллективизм и взаимопомощь, бескорыстие и способность к самопожертвованию), оказываются тем драгоценным достоянием человеческой цивилизации, с помощью которого можно успешно осуществлять плавный, ненасильственный переход от традиционного общества к индустриальному. При этом разумная опора на традицию не только не мешает, но, напротив, помогает строительству нового общества.

Сочетание различных цивилизационных характеристик свойственно и современной России. Востребованные рыночной экономикой социально-психологические черты (индивидуализм, конкурентоспособность, неравенство) плохо совместимы с социальными привычками традиционного общества (коллективизм, взаимопомощь, социальная справедливость, равенство), на которых воспитано старшее поколение современных российских граждан. Поэтому проблема «отцов и детей» в современной России не просто извечный конфликт поколений, а глубокая социально-психологическая проблема в отношении ценностей и жизненных смыслов иного типа цивилизации.

Острейшая проблема современного российского общества – огромная разница в уровне доходов и в жизненных установках различных слоев и социальных групп. В наиболее обеспеченных слоях современного российского общества явно проглядывают черты «общества потребления» и этики гедонизма (наслаждения жизнью), резко контрастирующие с установками как традиционного, так и индустриального общества. Чрезмерное расхождение социальных привычек и уровня доходов различных слоев в современной России чревато опасностью нарастания социальной напряженности в обществе.

Осмысление опыта цивилизационных трансформаций в России в 80–90-х гг. XX в. позволяет судить о человеческой «цене реформ». Успех крупных социальных преобразований зависит от того, в какой мере удалось соотнести объективные задачи реформ с субъективными возможностями людей в кратчайшие сроки круто изменить свой образ жизни, социальные привычки, принять новые цивилизационные ценности и жизненные смыслы. В противном случае человеческая «цена» реформ непомерно велика.

Сопоставляя традиционное, индустриальное и постиндустриальное общество, мы рассмотрели «вертикальный срез» всемирной истории. Важнейшими же понятиями, характеризующими сосуществование цивилизаций во времени, являются понятия Востока и Запада. То, что мы привыкли именовать географическим понятием «Восток» (не считая некоторых стран Юго-Восточной Азии, совершивших мощный индустриальный прорыв в техногенную цивилизацию), представляет собой в основном традиционное общество, основанное на преимущественно земледельческом труде, с общинной или государственно-общинной собственностью на землю, общинно-клановой организацией социальных связей и практически полным подчинением человека социально-этическим стандартам, а также социальным наследованием жизненного опыта в форме традиции. Понятие «Запад», как правило, используют для обозначения промышленно развитых обществ с высокими темпами развития экономики, науки и техники, демократическим устройством общественной жизни, правовым государством и развитым гражданским обществом, высокой степенью социальной мобильности и личной свободы. Поэтому вполне возможно говорить о Тайване как о «внутреннем Западе» в интенсивно развивающемся, но все еще традиционном Китае и о «веянии Востока» как моде на традиционалистские ценности в европейских странах начала XX в. Россия, расположенная между Востоком и Западом, тяготела то к одному, то к другому в зависимости от цивилизационной ориентации в различные периоды своей истории.

Известно, что ядро любой цивилизации составляет система ценностей и жизненных смыслов. Основные духовные ценности восточных цивилизаций отражены в религиозно-философских учениях даосизма, буддизма и конфуцианства. (Вспомните основные положения этих учений.)

На основе этих ценностей и сформировалась картина мира Древнего Востока. Сравнительный анализ китайской, индийской, японской культуры, с одной стороны, и культуры античной Греции – с другой позволяет говорить об общности и различии восточной и западной культур, об особенностях присущих им стилей мышления.

Философ XX в. Э. Гуссерль усматривал отличительную особенность западной культуры в «верховенстве идеи над жизнью». Философы Запада стремились отыскать всеобщее начало, первопричину, логос, т.е. закон бытия. Восточная же мудрость тяготела не к поиску сущностей, а к фиксации мгновенных состояний бытия, мимолетных сцеплений вещей и событий. Известный исследователь культур Древнего Востока К.Г. Юнг так характеризует древнекитайскую картину мира: «То, что мы называем случайностью, для этого своеобразного мышления является, судя по всему, главным принципом, а то, что мы превозносим как причинность, не имеет почти никакого значения… Их, видимо, интересует сама конфигурация случайных событий в момент наблюдения, а вовсе не гипотетические причины, которые якобы обусловили случайность. В то время как западное мышление заботливо анализирует, взвешивает, отбирает, классифицирует, изолирует, китайская картина момента все сводит к незначительной детали… Этот любопытный принцип я назвал синхронностью, и он диаметрально противоположен нашей причинности». Европейским миссионерам, пропагандистам западной культуры, трудно было объяснить китайским мудрецам суть «западного» представления о мире как управляемом естественными законами. Но и в «восточном» представлении о том, что законы издает император, – изрядная доля истины, так как понятия силы и закона пришли в естественные науки из знаний о человеческом мире (представления о мускульной силе руки, юридические законы).

Истоки различий «западной» и «восточной» картин мира следует искать в различных способах организации социальной жизни и соответствующих им представлениях о месте человека в мире. Принято считать, что восточный человек созерцателен, тогда как образ западного человека олицетворяет Прометей, дерзнувший бросить вызов богам. Принцип минимального действия, требующий от человека следовать естественному порядку вещей («не навреди»), действительно заимствован из древнекитайской мудрости. Но созерцательность – характерное свойство человека традиционного общества, где бы он ни жил. Идеал же практически деятельной личности был свойствен Западу отнюдь не во все времена. Пафос активистски-деятельной личности, т.е. установка на активное преобразование природы и общества, предпосылки которой восходят к античной культуре, зародился лишь в эпоху Возрождения и окончательно утвердился в европейской культуре Нового времени – периода становления индустриального общества.

На цивилизационной карте современности Восток и Запад характеризуют не столько географическое положение, сколько особое сочетание черт социально-культурного развития. Поэтому различия Восток – Запад обусловлены не различием природных условий (ландшафт, климат, почва и т.д.), а характером и уровнем цивилизационного развития народов.

Важнейшим социальным изобретением западной культуры являются рациональное, т.е. организованное и доказательное, мышление и основанные на нем социальные практики. «Размышления о проблемах жизни и мироздания, философская, а также теологическая мудрость жизни, познание и наблюдения поразительной тонкости – все это существовало и в других странах, прежде всего в Индии, Китае, Вавилоне и Египте… Однако ни вавилонская, ни какая-либо иная культура не знали математического обоснования астрономии, его дали лишь эллины (что делает, в частности, развитие вавилонской астрономии еще более поразительным). В индийской геометрии отсутствовало рациональное доказательство – оно также является продуктом эллинского духа, как, впрочем, и механика, и физика. Естественным наукам в Индии, чрезвычайно развитым с точки зрения эмпирического знания, не известны ни рациональный эксперимент (начатки его относятся к Античности, а полное развитие – к эпохе Возрождения), ни современные лаборатории, поэтому в высокоразвитой по своим эмпирическим наблюдениям и техническим методам медицине Индии отсутствует биологическая, и прежде всего биохимическая, основа. Ни одна культура, кроме западной, не знает рациональной химии. Несмотря на ряд обширных кодификаций, созданных преимущественно в Передней Азии и Индии, здесь нет… рациональной теории права. Феномен, подобный каноническому праву, также порождение Запада», – констатирует М. Вебер. Лишь на Западе, утверждает он, могла возникнуть наука со свойственным ей рациональным обоснованием знания. Почему? Ответ на этот вопрос также следует искать в формах организации общественной жизни. В условиях древнегреческой рабовладельческой демократии каждый свободный человек имел право участвовать в принятии решений, значимых для всего полиса. При этом его богатство, знатность и прошлые заслуги не имели решающего значения. Главную роль в принятии решений об объявлении войны, о заключении мира или торгового договора играла обоснованность суждений оратора, сила его аргументов. Наука в Древней Греции отражала основополагающие черты организации социальной жизни. Возникнув из практики решения прикладных задач на измерение земельных участков, древнегреческая геометрия в трудах Евклида обрела форму доказательной, логически стройной системы знаний. На Востоке же практическая потребность в знаниях по геометрии была едва ли не большей, чем в Греции. В Египте, например, сезонные разливы Нила заставляли периодически восстанавливать границы земельных участков, т.е. решать практические задачи на построение многоугольников. Однако, в отличие от Древней Греции, геометрические знания на Древнем Востоке передавались из поколения в поколение как практические рецепты решения прикладных задач и не оформились в доказательное, систематизированное знание. Причина подобных различий состоит в том, что, в отличие от демократически организованного греческого полиса, где принятие решений осуществлялось в борьбе и столкновении интересов различных социальных групп, власть на Востоке, сосредоточенная в одних руках, носила авторитарный характер. А для авторитарного мышления ссылка на авторитет источника знания заменяет собой доказательство. Культурный авторитет науки в индустриальном западном обществе обусловлен пониманием места и роли человека как творца, преобразователя мира. Научное же познание природы, общества и самого человека полагалось необходимой предпосылкой, условием их преобразования.

Известный английский писатель и поэт Р. Киплинг усматривал в цивилизационных различиях Востока и Запада историческую судьбу народов, изменить которую можно лишь ценой разрушения заведенного порядка вещей:

Так ли это? Мы уже знаем, что в середине XX в. развитие индустриального, западного общества подошло к критическому рубежу, границам дальнейшего развития техногенной цивилизации. Технический прогресс сам по себе не в состоянии привести к улучшению социального самочувствия человека, подчас ощущающего себя придатком машины, биологической приставкой к компьютеру или объектом «грязных» социальных технологий. В промышленно развитых странах заметно ослабла трудовая этика под напором гедонистических, т.е. направленных на получение удовольствия, устремлений. Экологический кризис, выживание человечества перед лицом угрозы международного терроризма, наконец, сохранение биологических основ существования в условиях катастрофических, а подчас и необратимых изменений среды обитания заставляют Запад искать новые, гуманистические ориентиры цивилизационного развития.

Многие ученые полагают, что современное индустриальное общество Запада едва ли сможет осуществить перестройку своих цивилизационных оснований без обращения к сохранившимся в восточных культурах ценностям и жизненным смыслам: бережному, нравственно окрашенному отношению к природе, обществу и человеку, ограничению техногенного давления на природную и культурную среду, без восстановления ценности разумной достаточности. И от того, в какой мере человечество сумеет достичь гармоничного синтеза ценностей Востока и Запада, во многом зависит его будущее.

1. В романе Ч. Айтматова «И дольше века длится день» повествуется о конфликте между старожилом диких казахских степей Е. Буранным и инженером-проектировщиком нового космодрома. Первый протестует против строительства космодрома на месте старого кладбища, утверждая, что негоже стартовать к звездам на костях предков, тогда как второй принимает во внимание лишь удобный для строительства рельеф местности. Каков, по-вашему, тип этого конфликта:

– профессиональный (столкновение интересов чабана и инженера);

– социально-психологический (коренной житель степей не может понять обитателя мегаполиса);

– цивилизационный (столкновение ценностей и жизненных смыслов традиционного и индустриального общества)?

2. Сравните две поговорки: «От судьбы не уйдешь» и «Городской воздух делает свободным». Умонастроение каких исторических типов общества выражает каждая из них?

3. Одни ученые полагают, что будущее человечества – в распространении на весь мир принципов американской демократии. Другие ученые, напротив, утверждают, что техногенная цивилизация, чтобы выжить, должна обогатиться ценностями восточных культур. К какой точке зрения склоняетесь вы? Обоснуйте свою позицию.